День Победы

Папа Вова прошёл мимо, наглухо закутанный в платок и тёплую куртку. Лицо его было сурово. Болеет, подумалось мне. Кучка мужчин вида советских инженеров и какой-то велосипедист, прихлёбывающий из спортивной бутылки, громко разговаривали и смеялись у входа в здание. Концерт всё не начинался. Папа Вова снова прошёл мимо, наглухо закутанный в платок и тёплую куртку. Точно болеет, снова подумал я. Папа Вова начал медленно уменьшаться в перспективе улицы. За лекарством пошёл – снова пришла мысль.

Велосипедист с пластиковой бутылочкой жестикулировал, инженеры поддакивали. Юноша в стальном пиджаке настойчиво приглашал вовнутрь. Велосипедист снова отхлебнул.

Cotton Buds начали. Гитарист сразу понравился, потому что где-то меня видел. И ещё он много раз нажимал ногой на кнопку педали эффектов. И ещё он пел, иногда даже срываясь на повышенные тона, будто вычитывал младшего брата за недоеденную кашу за завтраком. Барабанщик был чёткий. И ровный. Так выглядели бы Sex Pistols, родились бы они лет на тридцать позже, где-нибудь между Польшей и Россией, и получив средне-специальное, как минимум, если бы не подыгравший на клавишах один из инженеров. Бас-гитарист стоял справа от гитариста, если смотреть со стороны зрителей.

Перерыв. Велосипедист, оторвавшись от микшера, отхлебнул из бутылки. Клавишник «экспериментов» с удовлетворением осмотрел пирамиду для сэмплера, выстроенную из послевоенных чемоданов и начал разминаться. К инженерам подошёл высокий брюнет подозрительного прибалтийского вида и достал фотоаппарат. Напряжение нарастало.

Купальская муза! Мужик! 22 декабря! На коне! Цой! Свобода! Гитарист в камуфляже еле успевал за Романом Сергеевичем, вколачивающего четыре четверти в победные медные литавры, словно колонна марширующих по Красной площади барабанщиков, бас-гитарист в форварде колонны утюжил раскалённый асфальт. Сверху марширующих накрывали обертона выхлопа дизельпанковских авиамоторов человека с фонолой и старинными чемоданами. Из громкоговорителей неслись торжественные речёвки народного артиста Максима Владимировича. Зрители кричали: Ура! Девушки махали платочками, инженеры скупо пускали слезу. Велосипедист патриотично опрокидывал из спортивной бутылки.

Перерыв. Мимо прошёл папа Вова, наглухо закутанный в платок и тёплую куртку. Зрители напряглись. Болеет, подумали они. Но пилот электрической бабочки начал свой рваный полёт. Как настоящий метросексуал, он не смог не спеть про Сару Джессику Паркер и начал показывать зрителям предметы своего гардероба. Зрители заинтересовались и выскочили к сцене. – Посмотрите на этот превосходный шифоновый шарфик, эту милитари курточку, вот хаки рубашечка, а вот портвайн-134 внутри хипстеров! Как кенийский стайер, делающий десятки сужающихся кругов в акватории тёток и алкоголя, самец папа Вова окончательно закончил показывать модные покрои, так как снимать уже было почти нечего. Публика визжала от восторга, лофт окутал счастливый туман…

Здоров!